Бетагемот - Страница 25

Но вот что странно.

Казалось бы, градус отвращения к себе должен был после этого хоть немного понизиться.

ДОМ БОЛЬНОГО

Джин Эриксон с Джулией Фридман живут в маленьком однопалубном пузыре в двухстах метрах к юго-востоку от «Атлантиды». Хозяйством всегда занималась Джулия: всем известно, что Джин недолюбливает замкнутые помещения. Дом для него — подводный хребет, а пузырь — необходимое зло, существующее ради секса, кормежки и тех случаев, когда его темные грезы оказываются недостаточно увлекательными.

Даже в таких случаях он воспринимает пузырь так же, как ловец жемчуга двести лет назад воспринимал водолазный колокол: место, где изредка можно глотнуть воздуха, чтобы вернуться на глубину. Теперь, конечно, речь скорее о реанимации.

Лени Кларк вылезает из шлюза и кладет ласты на знакомый, до смешного неуместный здесь коврик. В главной комнате темновато даже для глаз рифтера: серые сумерки размываются лишь яркими хроматическими шкалами на панели связи. Пахнет плесенью и металлом, чуть слабее — рвотой и дезинфекцией. Под ногами булькает система жизнеобеспечения. Открытые люки зияют черными ртами: в кладовку, в гальюн, в спальный отсек. Где-то рядом попискивает электронный метроном — кардиомонитор отсчитывает пульс.

Появляется Джулия Фридман.

— Он еще... ой. — Она сменила гидрокостюм на термохромный свитер с горловиной «хомутом», почти скрывающей шрамы. Странно видеть глаза рифтера над воротом сухопутной одежды. — Привет, Лени.

— Привет. Как он?

— Нормально. — Развернувшись в люке, она прислоняется спиной к раме: наполовину в темноте, наполовину в полумраке. А лицом обращается к темноте и к человеку в ней. — Но бывает и лучше, я бы сказала. Он спит. Он сейчас много спит.

— Удивляюсь, как ты сумела удержать его в доме.

— Да, он бы, наверно, даже сейчас предпочел бы остаться снаружи, но... думаю, согласился ради меня. Я его попросила. — Фридман качает головой. — Слишком легко это вышло.

— Что?

— Его уговорить. — Она вздыхает. — Ты же знаешь, как ему нравится снаружи.

— А антибиотики, что дала Джерри, помогают?

— Наверное. Скорее всего. Трудно сказать, понимаешь? Как бы плохо ни было, она всегда может сказать, что без них было бы еще хуже.

— Она так говорит?

— О, Джин, с тех пор, как вернулся, с ней не разговаривает. Он им не верит. — Джулия смотрит в пол. — Винит ее во всем.

— В том, что ему плохо?

— Он думает, они с ним что-то сделали.

Кларк припоминает.

— Что именно он...

— Не знаю. Что-то. — Фридман поднимает взгляд, ее бронированные глаза на миг встречаются с глазами Кларк и тут же уходят в сторону. — Уж слишком долго не проходит, понимаешь? Для обычной инфекции. Как тебе кажется?

— Я сама не знаю, Джулия.

— Может, тут как-то вмешался Бетагемот. Осложнил состояние.

— Не знаю, бывает ли такое.

— Может, я теперь тоже заразилась. — Кажется, Фридман говорит сама с собой. — То есть, я много с ним сижу...

— Можно проверить, если хочешь.

Фридман смотрит на нее.

— Ты ведь была инфицирована? Раньше.

— Только Бетагемотом, — подчеркивая разницу, поясняет Кларк. — Меня он не убил. Я даже не заболела.

— А должна была бы, рано или поздно. Так?

— Если бы не модификация. Но я модифицирована. Как и все мы. — Она натужно улыбается. — Мы же рифтеры, Джулия. Те еще поганцы, нас так просто не взять. Он выдюжит, я уверена.

Этого мало, понимает Кларк. Все, что она может предложить Джулии, — вдохновляющий обман. От прикосновений благоразумно воздерживается: Фридман не выносит физического контакта. Может, она и стерпела бы дружескую руку на своем плече — однако допускает людей в личное пространство с большим разбором. В этом, хотя и мало в чем еще, Кларк чувствует с ней родство. Каждая из них замечает, как ежится другая, даже когда остальным не заметно.

Фридман через плечо оглядывается в темноту.

— Грейс говорила, ты помогла его оттуда вытащить.

Кларк пожимает плечами, немного удивляясь, что Нолан приписала заслугу ей.

— Я бы, знаешь, тоже не захотела там оставаться. Только... — Голос ее замирает. В тишине вздыхает вентиляция пузыря.

— Только ты задумываешься, а не лучше ли было бы его не трогать? — угадывает Кларк.

— Да нет. Ну, может быть, отчасти. Не думаю, что доктор Седжер так уж плоха, как говорят.

— Говорят? Кто?

— Джин и... Грейс.

— А...

— Просто... не знаю. Не знаю даже, хотел бы он, чтобы я была здесь? — Фридман горестно усмехается. — Я, в общем-то, не борец, Лени. Не то что ты и... когда меня пинают, я просто прогибаюсь.

— Если бы он захотел, мог бы остаться у Грейс, Джулия. А он с тобой.

Фридман с какой-то поспешностью смеется.

— О, нет, я не о том. — Все же слова Кларк ее чуточку взбодрили.

— В общем, — говорит Кларк, — я, пожалуй, оставлю вас вдвоем, ребята. Зашла просто узнать, как у него дела.

— Я ему передам, — кивает Фридман. — Он будет рад.

— Конечно. О чем речь. — Она нагибается за своими ластами.

— И ты еще заходи, когда он придет в себя. Ему приятно будет. — Помолчав, Джулия отворачивается — лица не видно за каштановыми кудряшками. — Мало кто заходит, знаешь ли. Кроме Грейс. Салико еще недавно заходил.

Кларк пожимает плечами.

— Рифтеры — не мастера в общении. («Могла бы уже понять», — не добавляет она). Иногда до Джулии

Фридман просто не доходит. Несмотря на свои шрамы и все пережитое, она рифтер только по названию, вроде как почетный член, принятый в закрытый круг ради мужа.