Мужчина подошел к ней:
— Закройте глаза.
Она повиновалась. Если он собирался ее убить, то она ничего не смогла бы поделать с этим, даже с открытыми глазами.
— Вы стоите у ворот. — Его голос звучал размеренно и успокаивающе. — Лицом к ним. Вы разворачиваетесь и смотрите назад на дорогу. Потом вверх, на небо. Давайте же.
Она повернулась, не открывая глаз, память заполняла провалы. Така вытянула шею.
— Вы видите звездопады, —- продолжал вещать его голос. — Я хочу, чтобы вы показали на тот, который расположен ближе всех, прямо у вас над головой. На тот, что ближе всех к воротам. Вспомните, где это было, и ткните туда.
Она твердо протянула руку вверх.
— В чем дело, Кен? — В пустоте раздался голос блондинки. — Разве мы не должны...
— Можете открыть глаза, — сказал мужчи... сказал Кен.
Она открыла глаза. Кем бы ни были эти люди, она
начинала верить в одно: они действительно не хотели причинять ей вреда.
«Пока есть более эффективные альтернативы».
Она чуть расслабилась:
— Еще вопросы?
— Один. У вас есть патогранаты?
— Куча.
— А есть те, которые настроены не на Бетагемот?
— Большинство. — Така пожала плечами. — Регистраторы Бетагемота в этой местности уже не нужны.
Она вытащила гранаты и ракетницу, чтобы ими стрелять. Кен проверил их так же внимательно, прищурившись, как раньше осматривал «Кимбер». Похоже, проверку они прошли.
— Уеду на пару часов, — сказал он партнерше и, посмотрев на передвижной лазарет, добавил: — Не давай ей завести мотор или закрыть двери — неважно, внутри она или снаружи.
Женщина посмотрела на Таку с непроницаемым выражением лица.
— Послушайте, — сказала Така, — я...
Кен покачал головой:
— Не волнуйтесь. Мы все решим, когда я вернусь.
Он пошел вниз по дороге и ни разу не оглянулся
назад.
Уэллетт глубоко вдохнула и пристально посмотрела на блондинку:
— Значит, теперь вы меня сторожите?
Женщина дернула уголком рта.
«Черт, но какие же у нее странные глаза. Ничего в них не разглядеть». Она предприняла новую попытку:
— А Кен на вид довольно милый парень.
Женщина уставилась на Таку холодным слепым взглядом и неожиданно расхохоталась. Хороший знак.
— А вы с ним пара или как?
Женщина, все еще улыбаясь, покачала головой:
— Или как.
— Вы хотя и не спрашивали меня, но я представлюсь: меня зовут Така Уэллетт.
Улыбка моментально исчезла.
«Ты только посмотри, Дейв, я снова облажалась. Вечно не могу вовремя остановиться...»
Но блондинка ответила:
— Лe... Лори.
— А, — Така подумала, что бы еще сказать. — Я не слишком рада нашей встрече, — наконец произнесла она, стараясь придать тону легкость.
— Да, — сказала Лори. — Со мной так часто случается.
Это не поддается синтаксическому анализу, думал Лабин.
Середина июня на сорок четвертой параллели. Пятнадцать или двадцать минут после захода солнца, скажем, около пяти градусов планетарного вращения. Значит, высота затенения примерно тридцать три километра. Ракеты вошли в тень примерно за четыре или пять секунд до детонации, если верить свидетелю. Если взять семь километров в секунду, обычную скорость вхождения в плотные слои атмосферы, то реальная детонация произошла где-то на высоте пяти тысяч метров, а скорее всего, намного ниже.
Уэллетт говорила о взрыве в воздухе. Не об ударе, не об огненном шаре. О фейерверке. Так она сказала. И всегда в сумерках или после наступления темноты.
Солнце еще освещало восточную часть гряды, когда он прибыл к заднему входу заброшенной электростанции «Пенобскот Пауэре». «Вакита» и лазарет доктора еще недавно спасались в ее кишках; служебный туннель шел вдоль хребта огромного подземного пальца океана шириной в шестьдесят метров, а длиной в сотни раз больше, прорытого прямо в материковой породе. Когда его замышляли, то хотели создать копию лунного двигателя, который гонял прилив в заливе Фанди, но только в двухстах километрах от воды на суше. Теперь это была всего лишь огромная затопленная сливная труба, а также способ для скромной подлодки проскользнуть на берег незамеченной.
Ничего из этого, конечно же, не было заметно отсюда. Тут стоял опаленный забор из металлической сетки, висели покрытые сажей прямоугольники, когда-то вещавшие о «запретной зоне», и — в пятидесяти метрах по другую сторону, там, где скала поднималась из земли, — в стене утеса зияла пасть со сломанными зубами из арматуры и бетона. Одна створка ворот висела, поскрипывая от сухого ветра. Другая накренилась под углом, но все еще плотно сидела на петлях.
Лабин встал спиной к воротам. Поднял вверх руку, вспомнил, куда указывала доктор, и откорректировал угол.
Сюда.
Всего несколько градусов над горизонтом. Значит, Уэллетт видела объект либо далеко и высоко, либо, наоборот, низко и совсем рядом. Лабин припомнил, что атмосферные инверсии сильнее всего во время сумерек или после наступления темноты. Обычно их плотность не превышала нескольких сотен метров, и они действовали подобно одеялу, удерживая высвобожденные частицы вблизи от земли.
Кен пошел на юг. То тут, то там все еще мерцали языки пламени, пожирая оставшиеся горючие материалы. Усиливался утренний бриз, дувший с берега. Он сулил понижение температуры и более чистый воздух, хотя повсюду еще носились облачка пепла. Лабин, откашлявшись, сплюнул белый сгусток мокроты и пошел дальше.
Доктор дала ему пояс для гранат. Маленькие аэрозольные снаряды при ходьбе колотили по бедрам. Ракетницу Кен держал в руке, рассеянно направлял на удобные цели: пни, сгоревшие кустарники и остатки заборов. Мишеней практически не осталось. Он представлял, что у оставшихся есть конечности и лица. Он представлял, как они кровоточат.