Бетагемот - Страница 53

Она еще помнит время, не такое уж давнее, когда могла сказать то же самое о себе.

Лени вздыхает и выходит на связь с теми, кого это касается. И понимает, что следующий шаг может ее убить. Попутно задумываясь — далеко не в первый раз, — так ли это плохо.

Слушателей у нее меньше дюжины. Места много: пузырь лазарета — даже та одна сфера, которую не занял Бхандери, — больше других. Собрались даже не все, кого Кларк с Лабином, обменявшись впечатлениями, сочли достойными доверия. Она решила начинать с малого — так немножко проще. Круги на воде скоро захватят и других.

— Я не стану показывать дважды, — говорит Кларк, — так что прошу внимания.

Обнажившись до пояса, она снова вскрывает себя.

— Не меняйте ничего, кроме нейроингибиторов. Возможно, это нарушит баланс еще каких-то веществ, но, по-видимому, эффект постепенно размывается. После перестройки просто ненадолго выйдите наружу, чтобы все устоялось.

— На сколько времени? — спрашивает Александр.

Кларк сама не знает.

— Часов на шесть, наверное. После этого вы готовы. Кен распределит вас по разным пузырям.

Аудитория ропщет — перспектива долгого заключения никого не радует.

— И как же настраивать ингибиторы?

Сломанный нос Мак прикрыт тонкими проводками

с бусинами — микроэлектрическая сеть ускоряет восстановление. Выглядит это смешно — как севшая от стирки траурная вуаль.

Кларк невольно улыбается.

— Понижать.

— Шутишь!

— И не думаю.

— А как же Андре?

Андре умер три года назад: жизнь вышла из него с подводными судорогами, едва не разорвавшими тело на куски. Седжер сочла причиной отказ нейроингибиторов. Человеческие нервы не приспособлены к глубине — давление делает их чувствительными к малейшему воздействию. Включается живой рубильник без прерывателя и без изоляции. После нескольких минут предсмертных спазмов тело расходует все нейротрансмиттеры и попросту останавливается.

Вот почему имплантаты рифтеров, как только давление превышает определенный уровень, накачивают тело нейроингибиторами. Без них выход наружу на таких глубинах смертелен, как электрический стул.

— Я сказала «понижать», — подчеркивает Кларк, — а не «отключать». На пять процентов. Самое большое, на семь.

— И что же из этого выйдет?

— Снижается порог включения синапсов. Нервы становятся просто немножко... чувствительнее. Чувствительнее к мелким стимулам в водной среде. Вы станете замечать то, чего не воспринимали прежде.

— Например? — интересуется Гарсиа

— Например... — начинает Кларк и смолкает.

Ей вдруг хочется закрыться и отрицать все.

Хочется сказать: «Забудьте. Неудачная идея. Глупо пошутила. Забудьте все, что я сказала».

А может, вообще — признаться? «Вы не представляете, чем рискуете. Не знаете, как легко шагнуть за край. Мой любовник не мог даже войти в пузырь, не ощущая ломки — даже дышать не мог, так ему хотелось разнести все, что стояло между ним и глубиной. Мой друг совершил убийство, чтобы обрести уединение там, где проплывая рядом с другим, обязательно заглотишь все его болячки и беды. Он и ваш друг, он один из нас, и он — единственный из живых на всей больной, одуревшей планете, кто знает, что с вами от этого будет...»

Она в панике озирается, но среди присутствующих нет Кена Лабина. Вероятно, он сейчас составляет расписание вахт для «настроенных».

«Однако, — вспоминает она, — к этому привыкаешь».

Переведя дыхание, Кларк отвечает на вопрос Гарсиа:

— Например, ты сможешь определить, когда тебя водят за нос.

— Вот черт, — ворчит Гарсиа. — Стану ходячим детектором вранья?

— Ты такой и есть, — натужно улыбается Кларк.

«Надеюсь, ты к этому готов...»

Ее послушники расходятся по своим пузырькам, чтобы похимичить с собой. Кларк закрывает грудь. К тому времени как она натягивает черную «кожу», лазарет уже опустел, остались лишь следы мокрых ног и тяжелый люк — до недавнего времени всегда открытый, — ведущий в соседнюю сферу. Гарсиа, презрев сухопутные требования безопасности, наварил на него цифровой замок.

«Сколько мне осталось, — спрашивает себя Кларк, — до времени, когда каждый сможет влезть мне в голову?»

Не меньше шести часов, если послушники всерьез отнесутся к ее оценке. Потом они начнут играть, испытывать новые сенсорные способности, возможно, даже наслаждаться ими, если не проникнутся отвращением к тому, что обнаружат. Новость станет распространяться.

Кларк подала это как психический шпионаж, новый способ выследить преступные тайны, которые, вероятно, скрывают корпы. Впрочем, пределами «Атлантиды» дело не ограничится. Теперь всем будет намного трудней строить заговоры в темноте — ведь каждый прохожий вооружится фонариком.

Она ловит себя на том, что застыла на входе в логово Бхандери, положив руку на переделанный замок. Набрав нужный код, она открывает люк.

Внезапно включается цветное зрение. Герметическая прокладка окаймляет проход глубокой стальной синевой. Над головой коралловыми аспидами вьются трубы с цветовой разметкой. Цилиндр с каким-то сжатым газом, видный сквозь проем, отражает бирюзовый свет, шкала на нем желтая и — подумать только! — ярко-розовая.

Здесь светло, как в «Атлантиде».

Кларк выступает на свет: циркулятор Кальвина, матрас, банк крови сочатся красками.

— Рама?

— Закрой дверь.

Нечто скрючилось перед рабочей панелью, прокручивая цепочки радужных нуклеотидов. Оно не может быть рифтером: ни общей ауры, ни блестящей черной кожи.