Бетагемот - Страница 5

— Ив башку не бери меня отрубать, соска долбаная! Попробуешь открыть другой канал — расхерачу на хрен. И всю установку утоплю, крыса ты мокрая!

— Опять, — голос Лабина доносится словно издалека, из параллельного мира, где мягкие длинные волны безобидно поглаживают тела и механизмы. Только вот Кларк атакуют в прежнем мире: среди вихря помех — Господи, только не это! — проступает лицо: жуткий симулякр, искаженный почти до неузнаваемости. Кларк подключает полдюжины сетевых фильтров. От одного прикосновения уходят в пар целые гигабайты. В наушниках — чудовищный вопль.

— Хорошо, — замечает из соседнего измерения тоненький голосок Лабина. — Теперь, если только удастся сохранить...

— Ничего ты не сохранишь! — визжит привидение. — Ни хрена! Твари, да вы хоть знаете, кто Я?

«Да», — молчит Кларк.

— Я — Лени Кларк...

Изображение темнеет.

Еще мгновение она словно кружится в водовороте. На сей раз это просто волны. Кларк стаскивает с головы шлемофон. Небо с пробелом луны мирно вращается над головой.

Лабин отключает прием.

— Ну вот, — сообщает он, — потеряли восемьдесят процентов улова.

— Может, попробуем снова?

Она знает, что этому не бывать. Время на поверхности подчиняется нерушимому расписанию; паранойя в наше время — синоним здравого смысла. А то, что подгрузилось в их приемник, все еще где-то здесь, плавает в радиоволнах. Меньше всего им сейчас нужно снова открывать эту дверь.

Кларк начинает сматывать антенну. Руки дрожат в лунном свете.

Лабин делает вид, что ничего не замечает.

— Забавно, — говорит он, — а оно на тебя не похоже.

Столько лет вместе, а он ее совсем не знает.

Они не должны существовать — эти демоны, принявшие ее имя. Хищники, подчистую истребляющие добычу, надолго на свете не задерживаются. Паразиты, убившие хозяина, гибнут вместе с ним. И неважно, созданы они из плоти или из электронов: везде, как ее учили, действуют одни и те же законы. Но за последние месяцы она уже несколько раз сталкивалась с такими монстрами, слишком вирулентными, чтобы выживать в рамках эволюционной теории.

— Может, они просто следуют моему примеру? — рассуждает Кларк. — Питаются чистой ненавистью?

Луна остается позади. Лабин ныряет головой вниз, направляя «кальмара» прямо в сердце тьмы. Кларк немного задерживается, погружаясь без спешки и любуясь, как корчится и гримасничает светило над головой. Наконец лунные лучи размываются, растворяются в размытой мгле: они уже не озарят небо, они сами — небо. Кларк запускает двигатель и отдается глубине.

К тому времени, как она догоняет Лабина, внешний свет совсем гаснет: она ориентируется по зеленоватой точке, горящей на приборной панели его «кальмара». Они молча продолжают спуск. Давление нарастает. Наконец они минуют контрольную точку периметра, условную границу «своей» территории. Кларк запускает низкочастотник и делает вызов. Ответа нет.

Не то чтобы никого нет в сети. Канал забит голосами, вокодированными и обычными. Они накладываются, перебивают друг друга. Что-то стряслось. Несчастный случай. «Атлантида» требует подробностей. Механические голоса рифтеров вызывают медиков к восточному шлюзу. Лабин сонирует глубину, снимает показания, включает фару «кальмара» и уходит влево. Кларк следует за ним.

Темноту перед ними пересекает тусклое созвездие, пропадает из вида. Гаснет. Кларк прибавляет скорость, чтобы не отстать, и напор воды едва не сбивает ее с «кальмара». Они с Лабином сближаются с плывущими ниже.

Два «кальмара» идут над самым дном на буксире у третьего. Один из задних пуст. Второй увлекает за собой два сплетенных тела. Кларк узнает Ханнука Йегера. Одной, почти вывернутой рукой тот сжимает руль. Другая обхватывает грудь черной тряпичной куклы в натуральную величину. За куклой в воде расплывается тонкая чернильная струйка.

Лабин заходит справа. В свете его фары струйка вспыхивает алым.

Эриксон, соображает Кларк. На морском дне человека узнают по десяткам знакомых примет: по осанке, повадке — и только мертвых рифтеров не отличишь друг от друга. То, что ей пришлось опознавать Эриксона по ярлыку на рукаве — дурной знак. Нечто пропороло его гидрокостюм от паха до подмышки — и его самого тоже. Выглядит нехорошо. Ткани млекопитающих съеживаются в ледяной воде, периферийные сосуды сжимаются, удерживая тепло внутри. Поверхностная рана не кровоточила бы при пяти по Цельсию. Так что Эриксона достало глубоко. Что бы это ни было.

На буксирном «кальмаре» — Грейс Нолан. Лабин пристраивается за ней и сбоку — живым волноломом, прикрывая от встречного течения Эриксона с Йегером. Кларк поступает так же. Вокодер Эриксона часто тикает — боль или помехи.

— Что случилось? — жужжит Лабин.

— Точно не знаю. — Нолан смотрит вперед, не отвлекаясь от управления. — Мы проверяли вспомогательный отвод над озером. Джин забрел за скалу. Через несколько минут мы нашли его в таком виде. Может, обвалился уступ, и его зацепило.

Кларк выворачивает шею, чтобы рассмотреть пострадавшего получше: мышцы напрягаются под возросшим напором воды. Плоть Эриксона, виднеющаяся сквозь дыру в гидрокостюме, бела как рыбье брюхо. Как будто разрезали кровоточащий пластик. Глаза-линзы выглядят мертвее тела. Он бредит, вокодер пытается вычленить смысл из разрозненных слогов.

Канал связи занимает воздушный голос.

— Хорошо, мы ждем у четвертого.

Глубина впереди светлеет: кляксы серо-голубого света всплывают из черноты, за ними рисуется какое-то расползшееся строение. «Кальмары» проплывают над трубопроводом, проложенным по базальту: обозначающие его сигнальные огни уходят вдаль по обе стороны, постепенно тускнея. Свет впереди усиливается, разрастается в ореолы, окружающие нагромождение геометрических силуэтов.