Бетагемот - Страница 30

— Ты не... — Ему пришлось подавить изумленный смешок. — Ты о чем вообще?

— Ты что так опешил? — улыбнулась она. — Неужели ни разу женщину не лупил?

«Это ведь были намеки, — понял он. — Она жаловалась». А он, Ахилл Дежарден, непревзойденный вычислитель закономерностей, мастер по выхватыванию сигнала из шума помех, ничегошеньки не заметил.

— Удушение меня заводит, — продолжила она. — Что это твой ремень лежит без дела?..

Все было, как в его мечтах, за которые он себя ненавидел. Словно ожили его самые постыдные фантазии. Это было превосходно. «Ах ты, сука, ты этого хотела, да? Вот как раз от меня и получишь».

Только не получила. Ахилл Дежарден вдруг обмяк, как доллар.

— Ты серьезно? — спросил он в надежде, что она не заметит, и понимая, что уже заметила. — То есть... ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно?

— Да Ахилл у нас герой! — Она насмешливо покосилась на него. — Опыта маловато, да?

— Хорошо, — сказал он, невольно оправдываясь. — Только...

— Это же просто игра, детка. Ничего радикального. Я же не прошу меня убивать.

«Очень жаль».

Впрочем, мысленная бравада не одурачила его ни на миг. Ахилл Дежарден, тайный садист, вдруг до смерти перепугался.

— Ты про игры? — сказал он. — Шелковые веревки, стоп-слова и все такое?

Она покачала головой.

— Я, — терпеливо объяснила она, — хочу, чтобы у меня кровь текла. Хочу боли. Я хочу, чтобы ты сделал мне больно, любовничек.

«Да что со мной? — гадал он. — Я же именно о такой всегда мечтал. Какая счастливая случайность!»

И миг спустя подумал: «Если это случайность».

Он, что ни говори, находился на переломе судьбы. Шли проверки его прошлого, проводилась оценка рисков. Где-то под ковром система решала, можно ли доверить Дежардену ежедневно определять судьбы миллионов. Конечно, его тайна уже была им известна: механики заглянули ему в голову и наверняка заметили отсутствующую или поврежденную проводку. Возможно, это проверка: способен ли он контролировать себя. Возможно, Трип работает не так надежно, как ему внушали, и особенно подлые нейроны его подтачивают, а изначальная порочность представляет собой потенциальную ловушку... Или все намного проще. Может, они просто не рискнут вкладывать в раскрутку героя, чьи неконтролируемые склонности публика может счесть... неприятными.

Аврора скривила губы и обнажила спину.

— Давай, детка, поработай со мной.

Она была блеском в глазах всех его прежних партнерш, той мигающей искоркой, которая словно говорила: «Поберегись, ты, поганый извращенец. Малейшая оплошность, и с тобой покончено!». Она была шестилетней Пенни, обещающей никому не говорить, несмотря на кровь и переломы. Она была отцом, стоящим в темном дверном проеме с непроницаемым взглядом, словно говорившим: «Мне про тебя кое-что известно, сын, и ты никогда не узнаешь, что это».

— Рори, — осторожно заговорил Дежарден, — ты насчет этого ни к кому не обращалась?

— Все время обращаюсь. — Она улыбалась, но в голосе зазвенело напряжение.

— Нет, я хотел сказать... понимаешь...

— К специалистам. — Улыбка пропала. — К какому-нибудь мозгоправу, который за мои же денежки скажет мне, что я сама себя не понимаю, что все это просто заниженная самооценка и что мой отец насиловал меня в доречевой период. — Она потянулась за одеждой. — Нет, Ахилл, не обращалась. Я предпочитаю проводить время с теми, кто меня принимает как есть, а не с тупыми мудаками, которые пытаются превратить меня во что-нибудь другое. — Она натянула трусики. — Наверно, на официальных приемах такие больше не попадаются.

— Ты могла бы остаться, — попытался он.

— Просто это было так неожиданно, — попытался он.

— Понимаешь, в этом есть какое-то неуважение, — попытался он.

Аврора вздохнула.

— Детка, если бы ты меня уважал, то признал бы за мной право самой решать, что мне нравится.

— Но мне нравишься ты сама, — ляпнул он, низвергаясь в пламени и дыме. — Как же мне делать тебе больно, если...

— Эй, ты думаешь, мне нравилось все, что я для тебя делала?

Она оставила его стоять с обвисшим пенисом, пятьюдесятью минутами до конца аренды кабинки и убийственным, унизительным сознанием, что он навсегда в ловушке собственного притворства.

«Я никогда не дам этому воли, — понял он. — Как бы мне ни хотелось, кто бы меня ни просил, как бы это ни было безопасно. Я никогда не буду уверен, что где- нибудь не прячется шпион, что это не ловушка. Я всю жизнь буду скрываться, потому что открыться страшно до ужаса».

Отец мог бы гордиться. Сын вырос добрым католиком.

Но Ахилл Дежарден знал толк в искусстве приспособления. Выходя из кабинки — пристыженный и одинокий, — он уже начал восстанавливать защитные барьеры. Возможно, оно и к лучшему. Как-никак, от биологии никуда не денешься: секс — это насилие, причем буквально, до уровня нейронов. Трах или драка — работают одни и те же синапсы, тот же стимул причинять насилие и подчинять. Каким бы нежным ты ни был внешне, как бы ни притворялся. Даже если ты действуешь исключительно с согласия партнера, все равно это не более чем насилие над сдавшейся жертвой.

«Если я делаю все это, а любви не имею, то я — медь звенящая», — подумал он.

Он сознавал это основами мозга, глубинами своего «оно». Садизм записан в строении тела, а секс... секс мало того, что насилие, он — сплошное неуважение. И кому нужно обращаться так с другим человеческим существом в середине двадцать первого века? Никто не вправе так поступать, тем более — чудовища с неисправными выключателями. У него дома имелся сенсориум, позволявший воплотить любое плотское желание, предоставляя ему виртуальных жертв в таком высоком разрешении, что получалось одурачить даже его.