— Тогда, прошу... — начинает Роуэн и замолкает. Кларк ждет, пока ее собеседница загонит себя в роль подчиненной.
— Дайте нам этот месяц, — шепчет наконец Роуэн.
Кларк нечасто заходит в жилой квартал, а в этом отсеке как будто и вовсе не бывала. Стены коридора покрыты электронной краской и подключены к генератору обоев. На переборке по левому борту вырос густой лес рогатых кораллов, на правой вертятся и сбиваются в стайки рыбы-хирурги, словно узлы какой-то непонятной рассеянной нейросети. И повсюду пляшут осколки солнечных лучей. Кларк не в состоянии определить, что за иллюзия перед ней — чисто синтетическая или основанная на архивных съемках настоящего кораллового рифа. Она бы все равно не увидела разницы: ни одно из морских созданий, с которыми она свела знакомство за прожитые годы, не жило при солнечном свете.
Здесь много семей, догадывается Кларк. Как правило, взрослые не в восторге от видов дикой природы: довольно сложно ценить такую эстетику и дальше, постигнув ее иронию.
А вот и он — номер D-18. Она жмет на кнопку звонка. За запертым люком приглушенно звучит музыка: зыбкая ниточка мелодии, слабый голос, шум движения.
Люк распахивается. Выглядывает плотно сбитая девочка лет десяти с колючей светлой челкой. Музыка доносится из глубины помещения — флейта Лекс, соображает Кларк. При виде рифтерши улыбка на лице девочки мгновенно гаснет.
— Привет, — начинает Кларк, — я искала Аликс.
Она и сама примеряет улыбку.
Та не подходит. Девочка неуверенно отступает на шаг.
— Лекс...
Музыка прерывается.
— Что? Кто там?
Маленькая блондинка отступает в сторону — по-кошачьи нервно. Алике Роуэн сидит на кушетке посреди комнаты. Одна рука лежит на флейте, другая тянется к перламутровым наглазникам.
— Привет, Леке, — говорит Кларк. — Мама сказала, я найду тебя здесь.
— Лени! Ты прошла!
— Прошла?
— Карантин! Мне сказали, тебя с психованным заперли, на анализы вроде бы. Ты их, наверно, перехитрила.
Перед кушеткой стоит прямоугольная тумба на колесиках, высотой примерно в метр — маленький обелиск в тех же переливчатых тонах, что наглазники Аликс. Девочка кладет свою пару на крышку — рядом с точно такими же.
Кларк ковыляет к ней. Аликс тотчас мрачнеет.
— Что у тебя с ногой?
— «Кальмар» взбунтовался. Рулем зацепило.
Подружка Аликс бормочет что-то сбоку и скрывается
в коридоре. Кларк оборачивается ей вслед:
— Твоей подруге я не слишком понравилась.
Алекс небрежно машет рукой:
— Келли —трусиха. Только глянь на нее, и сразу в голове всплывает вся чушь, что мамуля наболтала ей про ваших. Она славная, просто не фильтрует источников информации. — Пожав плечами, девочка меняет тему. — Так что случилось?
— Помнишь, я тебе недавно рассказывала про карантин?
Аликс хмурится.
— Про парня, которого покусали. Эриксон?
— Угу. Ну и вот, похоже, он все-таки что-то подцепил, так что на время мы решили установить в «Атлантиде» режим «Рыбоголовым входа нет».
— Вы позволите себя выставить?
— Вообще-то, я думаю, что это разумная мысль, — признает Кларк.
— Почему? Чем он заразился?
Кларк качает головой.
— Тут не медицинский вопрос, хотя это часть проблемы. Просто... все изрядно разгорячились, причем с обеих сторон. Мы с твоей мамой считаем, что лучше держать ваших и наших подальше друг от друга. Какое-то время.
— Как это? Что происходит?
— А мама тебе не...
До Кларк с опозданием доходит, что Патриция Роуэн могла кое-что скрывать от дочери. Если уж на то пошло, то неизвестно даже, а многие ли взрослые на «Атлантиде» в курсе дела. Корпы в принципе склонны держать информацию под замком. Конечно, на взгляд Кларк все их принципы плевка не стоили, и все же... Она не собирается становиться между Пат и...
— Лени? — Аликс хмуро уставилась на нее. Эта девочка — из немногих людей, которым Кларк не стесняясь показывает обнаженные глаза, однако сейчас на ней линзы. Она делает еще шаг-другой по ковру и видит скрытую до сих пор грань тумбы. У верхнего края нечто вроде панели управления: темная лента, на которой горят красные и голубые иконки. По всей длине бежит зубчатая линия, похожая на ЭЭГ.
— Это что? — спрашивает Кларк, чтобы отвлечь девочку. Для игровой приставки штуковина слишком массивная.
— А, это... — Алике пожимает плечами. — Это Келлин зельц.
— Что?!
— Ну, типа, умный гель. Нейроная культура с...
— Я знаю, что это такое, Лекс. Просто... мне странно видеть его здесь, после...
— Хочешь посмотреть? — Аликс выбивает на крышке шкафчика короткую дробь. Перламутровая поверхность идет разводами и становится прозрачной, под ней — лепешка розовато-серых тканей в круглом ободке. Похоже на густую овсянку Пудинг разбит на части перфорированными стеклянными перегородками.
— Не особо большой, — говорит Аликс. — Куда меньше, чем были в прежние времена. Келли говорит, он размером с кошачий.
«Значит, наверняка злобный, если и не слишком умный».
— Зачем он нужен? — спрашивает Кларк. «Не могут же они быть такими идиотами, чтобы использовать эту штуку после...»
— Это вроде домашней зверушки, — виновато объясняет Аликс. — Она назвала его Рамблом.
— Зверушки?!
— Ага. Он думает, вроде как. Учится всякому. Хотя никто точно не понимает, как это происходит.
— А, так ты о них слышала?
— Ну, он намного меньше тех, что работали на вас.
— Они на нас не раб...
— Он совсем безобидный. Не подключен ни к каким системам, и вообще.